Паскуале Бруно - Страница 10

За последние четыре года Паскуале ни разу не появлялся в деревне, и, хотя все узнали его, никто с ним не заговорил. Поскольку же он слыл искуснейшим стрелком в округе, люди поняли, почему он взял всего одну пулю; на пуле стоял одиннадцатый номер. Состязание в стрельбе началось.

Выстрелы вызывали либо смех, либо крики одобрения, но, по мере того как запас пуль истощался, шум стал понемногу затихать. Паскуале стоял грустный и задумчивый, опершись на свой английский карабин, и, казалось, был безучастен и к восторгам, и к зубоскальству односельчан; наконец пришла его очередь; услышав свое имя, он вздрогнул и поднял голову, словно не ждал, что его вызовут, но тут же опомнился и занял место у натянутой веревки, заменявшей барьер. Зрители с тревогой следили за ним: никто еще не вызвал такого интереса и не был встречен такой напряженной тишиной.

По-видимому, Паскуале и сам сознавал всю важность выстрела, который ему предстояло сделать, ибо он выпрямился, выставил вперед левую ногу и, перенеся всю тяжесть тела на правую, приложил карабин к плечу; затем, взяв низ стены за исходную линию прицела, медленно поднял ствол ружья; каково же было удивление зрителей, не спускавших глаз с Паскуале, когда они увидели, что он миновал мишень и, выйдя за ее пределы, целится в железную клетку; тут и стрелок и карабин на мгновение застыли, словно были изваяны из камня; наконец раздался выстрел, и череп, выбитый из железной клетки, упал к подножию мишени!.. Дрожь пробежала по толпе, встретившей в полном молчании это чудо меткости.

Паскуале поднял череп своего отца и, не проронив ни слова, ни разу не обернувшись, зашагал по тропинке в горы.

V

Не прошло и года после событий, описанных в предыдущей главе, как по всей Сицилии, от Мессины до Палермо, от Чефалу до мыса Пассеро, распространились слухи о подвигах разбойника Паскуале Бруно. В странах, подобных Испании и Италии, где плохо организованное общество не дает подняться тому, кто рожден внизу, где душе недостает крыльев, чтобы возвыситься, недюжинный ум оборачивается бедой для человека такого происхождения; человек этот то и дело пытается вырваться из общественных и моральных рамок, какими судьба ограничила его жизнь, неудержимо стремится к цели, преодолевая бесчисленные препятствия, постоянно видит источник света, которого ему не суждено достигнуть, и, начав свой путь с надеждой, кончает его с проклятием на устах. Он восстает против общества, так слепо разделенного Богом на две части — одну для счастья, другую для страдания; он возмущен несправедливостью Неба и сам возводит себя в ранг защитника слабых и врага сильных. Вот почему как испанский, так и итальянский бандит окружен ореолом поэзии и народной любовью, ибо почти всегда в основе того, что он сбился с пути, лежит какая-нибудь явная несправедливость, а своим кинжалом и карабином он старается восстановить божественное предопределение, нарушаемое человеческими законами.

Нет ничего удивительного в том, что Паскуале Бруно, с непростым прошлым его семьи за плечами, со свойственной ему склонностью к риску, с его редкостной силой и ловкостью, вскоре стал играть ту странную роль, что пришлась ему по душе, — роль вершителя правосудия, если можно так выразиться. На Сицилии, особенно в Баузо и его окрестностях, не совершалось ни одного беззакония, избежавшего его суда, а так как приговоры Паскуале почти всегда были направлены против людей богатых и сильных, все обездоленные горой стояли за него. Когда какой-нибудь синьор требовал непомерной аренды со своего бедняка-фермера, когда корыстолюбие родителей мешало браку двух влюбленных, когда несправедливый приговор угрожал невиновному, — Бруно, узнав об этом, брал карабин, отвязывал четырех корсиканских псов, своих единственных помощников, вскакивал на арабского скакуна из Валь ди Ното, родившегося, как и он, в горах, выезжал из небольшой крепости Кастельнуово, своего обычного обиталища, и представал перед синьором, строгим отцом или неправедным судьей; тут же арендная плата снижалась, влюбленные вступали в брак, арестованный получал свободу. Естественно, что люди, облагодетельствованные Паскуале Бруно, платили ему неограниченной преданностью, а все предпринятые против него меры ни к чему не приводили благодаря бдительности крестьян, незамедлительно предупреждавших его условными сигналами о грозящей опасности.

Вскоре из уст в уста стали передаваться диковинные рассказы, ведь чем примитивнее человек, тем больше верит он в чудеса. Говорили, будто в некую бурную ночь, когда весь остров содрогался от ударов грома, Паскуале Бруно заключил договор с ведьмой и в обмен за свою душу приобрел три сверхъестественных дара: становиться по желанию невидимым, мгновенно переноситься с одного края острова на другой и не страшиться ни пули, ни кинжала, ни огня. Как утверждала молва, этот договор был действителен на три года, ибо Паскуале Бруно подписал его лишь для того, чтобы завершить дело мести, для чего ему не требовалось больше времени, чем этот, казалось бы, недолгий срок. Паскуале не опровергал этих вымыслов, прекрасно понимая, что они ему выгодны, и даже всячески старался придать им видимость правдоподобия. Благодаря своим широким связям Паскуале нередко узнавал о людях такие подробности, каких, казалось, не должен был знать, — и это подтверждало слухи о том, что он превращается иной раз в невидимку. Благодаря резвости своего любимого коня он оказывался за одну ночь на огромном расстоянии от того места, где проезжал накануне, — и это убеждало людей в том, что расстояния для него не существует; наконец, некий случай — он не преминул им воспользоваться с редким искусством — не оставил никакого сомнения в его неуязвимости. Вот как было дело.